Дмитрий Федотов - Однажды в Париже
— Ничего себе покойничек! — изумился его приятель, отскакивая подальше.
Анри неимоверным усилием воли сел и вытащил кинжал.
— Вы моей смерти не дождетесь, мерзавцы!..
Чтобы вновь не провалиться в опасную дремоту, он зачерпнул свободной рукой большую горсть снега и растер себе лицо и шею. Ледяной холод прогнал дрему и окончательно растворил ком в горле. Одному Богу ведомо, с каким трудом Анри поднялся на колени, а потом утвердился на ногах. Увидев вдали башни собора Парижской Богоматери, он приблизительно понял, где находится. Нужно было идти вниз по набережной, чтобы попасть туда, где помогут, — в Пале-Кардиналь. Но прежде следовало прочистить желудок от той дряни, которой его угостила коварная англичанка, и вызвать спасительную рвоту.
Анри снова упал на колени, зачерпнул воды из грязной лужи, хлебнул. И эта дрянь подействовала лучше всякого рвотного порошка. Желудок, показалось, буквально вывернулся наружу. Сразу стало полегче, и де Голль медленно, оступаясь, побрел в нужном направлении. Каждый шаг давался ему огромной ценой: ноги подламывались, то и дело охватываемые судорогой, пот лил градом, затуманивая взгляд, морозный воздух будто рвал пересохшую глотку.
Бродяги, побаиваясь кинжала, не приближались, но шли следом — ждали, пока у жертвы иссякнут последние силы. Вскоре Анри выбрался на людное место, и оборванцы отстали.
На ходу лейтенант пытался молиться. Но молитва не ладилась — одно лишь он мог повторять: «Господи, помоги!»
И Господь помогал. Шаг за шагом де Голль приближался к Пале-Кардиналь. Вот только шаги давались все труднее, сознание мутилось все больше, и вдруг встала перед глазами покойная бабушка в серебристо-белом платье, манившая внука к себе обеими руками — как делающего первые шаги малыша.
«Так вот ты какая, моя смерть… — подумал Анри. — Сейчас я лягу, и боли не станет…»
Но он продолжал идти.
Воля упрямого бретонца оказалась сильнее его рассудка.
Глава двенадцатая, в которой д’Артаньян погнался за королевским садовником, увидел серого демона и совершил доброе дело
Ранение Паскаля оказалось неопасным — всего лишь здоровенный синяк на груди. Однако капуцин изобразил такое невыносимое страдание и такой печальный взгляд, а его спасительница была столь настойчива, уговаривая д’Артаньяна немедленно поместить «святого отца» в лечебницу, что Шарль махнул на помощника рукой и поутру отправился на доклад к отцу Жозефу, предвидя разнос, который ему устроит суровый «серый кардинал».
Так и случилось.
— Почему вы оставили брата Паскаля одного в опасной ситуации, господин д’Артаньян? А если бы он погиб? Его смерть легла бы на вашу душу несмываемым грехом!
— Я недооценил опасность, святой отец, — покаянно кивнул Шарль. — Кто же мог знать, что этот… бастард явится домой не один? Да к тому же с человеком, узнавшим бедного Паскаля?
— Конечно, и сам брат Паскаль несет часть вины за свою рану… — «серый кардинал» пожевал губами. — Потакать телесным слабостям для слуги Господнего непростительно. Брат Паскаль будет сурово наказан за прегрешения… Что же вы теперь намерены делать, господин д’Артаньян?
— Есть у меня глубокое убеждение, святой отец, что человека по имени Поль, которого мне подробно описал бедный Паскаль, я уже встречал во время своего дежурства в Лувре.
— И кто же он?
— Он тогда выглядел совершенно обыкновенно, как слуга… вернее, как садовник! Да-да, именно садовник! Это было осенью, во время листопада… Мы с господином маркизом де ла Портале делали обход сада по распоряжению лейтенанта дез Эссара и буквально наткнулись на этого человека. Он катил тачку, полную опавшей листвы, и маркиз едва не сшиб его, потому что рассказывал мне в тот момент о своей новой кобыле. Мы еще удивились тогда: зачем садовник прикатил тачку с листьями под самые окна королевского кабинета?..
— Действительно, зачем?.. — Отец Жозеф задумчиво почесал переносицу. — Ну, то дело прошлое. Что же вы теперь предпримете, сын мой?
— Завтра я заступаю на дежурство днем и попрошу господина де Кервеля отправить меня в обход вместо господина де Лузиньяка. — Шарль сам не заметил, как стал говорить с азартом, будто на охоту собрался. — Думаю, во время обхода я этого Поля и найду!
— А вдруг это не тот Поль? — прищурился капуцин.
— А какой? — искренне удивился д’Артаньян. — Он же был с тем самым человеком, которого я видел во время похищения кота его преосвященства и который с дружками напал на меня позавчера вечером!
— А вот, кстати, кто же такой этот ваш злонамеренный господин, так упорно стремившийся лишить вас жизни?
— Понятия не имею, святой отец!.. Но я отправил к прево служанку из дома Помпедула, Камиллу, чтобы прислали людей забрать тело. Думаю, если этот… гм, разбойник отличился еще где-нибудь, его непременно опознают по составленному ранее описанию.
— Что ж, будем надеяться и молить Господа, дабы направил наши усилия по верному пути, сын мой, — сказал отец Жозеф и, кряхтя, выбрался из кресла-качалки, где так полюбил размышлять в последнее время. — Благословляю тебя на праведное дело: найти самозванца и привести на справедливый суд. Однако помни: никакого лишнего шума и лишних свидетелей по этому делу! Его преосвященство сильно переживает, что история попадет на языки его недоброжелателям. Так не давайте им такого повода, господин д’Артаньян.
* * *На следующее утро Шарль явился в кордегардию вовремя и преисполненный решимости изловить нахального бастарда кардинала, посмевшего водить за нос столько людей, пойти на кражу собственности его преосвященства да еще поднять руку на слугу Господнего, можно сказать, при исполнении!
Лейтенант де Кервель, против обыкновения, оказался трезв и озабочен явно не мыслями о вине. Когда д’Артаньян вошел, лейтенант что-то старательно писал на листе гербовой бумаги, медленно выводя пером буквы и высунув кончик языка от напряжения. Он даже не заметил появления предмета его постоянного раздражения, и Шарль получил редкую возможность наблюдать командира за столь необычным занятием.
Он и наблюдал, тихо присев у другого края стола и погрозив пальцем готовому расхохотаться напарнику по караулу, шевалье де Совиньи. Этот юноша, года на два-три младше д’Артаньяна, оставался еще по-мальчишески весел и беззаботен, задирист и простодушен, как и сам Шарль в его возрасте. Общительный характер и незлобивость, а также полное отсутствие склонности к интригам быстро сделали шевалье душой компании, и до сей поры ни одна ротная пирушка не обходилась без его участия.
